Я ненадолго замолчал. Нужна была небольшая пауза. Я действительно сильно волновался и переживал о том, о чем сейчас говорил. Иосиф Виссарионович это прекрасно видел, так как я и не собирался скрывать сейчас своих чувств. Теперь нужно было немного успокоиться.
— На самом деле, Коба, вот так поговорить не с кем. Наверное, это было правильно, что ты и Феликс все это затеяли, иначе, когда бы мы еще с тобой вот так по душам поговорили бы?
— Я думаю, что ты и здесь прав, Лев. Не знаю, где ты там был и почему раньше прятался, но теперь с тобой и поговорить и поработать можно. Не то, что в прошлый раз, — Сталин улыбнулся.
— Да уж, в Царицыне я, конечно, нагородил и вел себя как идиот последний. Ты прими мои извинения, Коба.
— Конечно, забыли, дорогой! О чем может быть речь? Слушай, батоно, у нас с тобой прямо какое-то Прощеное Воскресенье получилось, не находишь? — Сталин рассмеялся.
— Да, ладно тебе, что получилось, то получилось, — я поддержал смех.
Мы несколько минут еще шутили и посмеивались, потом я вспомнил об еще одном невыясненном моменте.
— Иосиф, ты мне еще обещал рассказать, как вы все так быстро организовали?
— Лев, давай лучше позовем посланника, и расспросишь его обо всем сам. Он все это придумал, а я только немного его проинструктировал. Вот только не знаю, что с ним дальше делать? Уж очень серьезная у него информация, а парень хороший, талантливый, хотя и молодой.
— Я знаю, что с ним делать, Иосиф Виссарионович. Такие кадры упускать нельзя. Я же тебе говорил про Отдел специальных операций, вот тебе и первый сотрудник практически готов. Хоть как его зовут-то, может, скажешь?
— Зовут его Наум. Чекист. Дзержинский его очень выделил в последнее время. Умнейшая голова. Зови, Лев, сам все расспросишь.
Я звонком вызвал секретаря и приказал позвать Блюмкина, и, когда тот явился, приказал немедленно доставить, но только очень вежливо нашего «гостя». Когда Зайденварга привели, я предложил ему присесть и обратился со следующими словами.
— Молодой человек, скажите, как Вас действительно зовут?
— Не понимаю Вас, товарищ Троцкий, Вы же знаете мое имя и фамилию, — совершенно натурально удивился юноша. Он был абсолютно непроницаем и так и лучился недоумением.
Я улыбнулся и про себя отметил, что на присутствие Сталина юноша никак не отреагировал.
— Вы меня не поняли, мой юный друг. Мы не проводим очную ставку и товарищ Сталин здесь не для того, чтобы Вы отпирались, а для того чтобы подтвердить Вашу личность.
Я объясню Вам, Наум, что происходит.
Впечатления на молодого чекиста не произвело даже его настоящее имя, произнесенное вслух. Это никак не отразилось на его поведении или эмоциях. Это не могло не восхищать.
— Наум, я с самого начала был в курсе планируемой операции, но не знал ни времени, ни места, ни предложения, которое будет озвучено. Вы не втянуты в некую партийную интригу или борьбу. Фактически Вы проверяли на практике некий, наш с Иосифом Виссарионовичем, теоретический спор. Товарищ Сталин, подтвердите мои слова, а то юноша явно мне не верит.
Я повернулся к Иосифу Виссарионовичу. Тот кивнул. Было видно, что он понял комбинацию, которую я закручивал в отношении молодого человека.
— Наум, товарищ Троцкий действительно в курсе. Мы с ним не так давно обсуждали как возможность подобного предложения, так и использование этого метода в качестве проверки некоторых наших соратников, чистота помыслов которых вызывает определенные сомнения. В результате родился план устроить такую проверку товарищу Троцкому. Так что можешь говорить открыто и правдиво, отвечать на все вопросы товарища Льва Давидовича. Я подтверждаю слова товарища Предреввоенсовета. Моего слова достаточно, Наум?
Тот несколько секунд раздумывал, потом кивнул.
— Конечно, достаточно, товарищ Сталин. Спрашивайте, товарищ Предреввоенсовета, — обратился он ко мне.
— Так как Вас на самом деле зовут, товарищ Зайденварг? Расскажите мне о себе.
— Мое настоящее имя — Наум Эйтингон, товарищ Предреввоенсовета. Сам я родом из Могилева.
— Наум, обращайтесь ко мне по имени-отчеству, пожалуйста. Скажите, а Макс Эйтингон, врач, многолетний президент Международного и Палестинского психоаналитических обществ, один из первых учеников Фрейда, Вам не родственник?
— Двоюродный брат, Лев Давидович.
— Понятно. А как Вы оказались в Перми, если я правильно понимаю ситуацию?
— Я, как работник Могилевского городского совета, занимался реализацией продразверстки, участвовал в подавлении нескольких кулацких мятежей. Приехал в Москву с отчетом о проделанной работе и попал под мобилизацию в Пермь.
— Вас не имели права мобилизировать, у Вас же мандат, полномочия.
— Мне предложили работу в ВЧК, и я не смог отказаться. Нашел способ связаться с начальством и получил на это разрешение.
И тут я понял, кто передо мной. Это был будущий легендарнейший советский разведчик Наум Исаакович Эйтингон. Биография и боевой путь этого пока еще юноши был потрясающим.
В той предыдущей истории, Наум Исаакович в 1925 году был направлен на работу в Иностранный отдел (ИНО) ОГПУ. Занимался организацией специальных операций (диверсий и актов террора) за рубежом. Потом был резидентом в Шанхае, где работал с Рихардом Зорге. Затем работа в Пекине, под прикрытием консула СССР, и в Харбине. В 1928 организовал убийство китайского диктатора Чжан Цзолиня. Организовал похищение генерала Кутепова во Франции.
В 1929 году — резидент ОГПУ в Стамбуле. С 1930 по 1932 год будет выполнять спецзадания в США. В 1932 году — назначен начальником Первого отделения (нелегальная разведка) ИНО ОГПУ.