Стальной Лев Революции. Начало - Страница 14


К оглавлению

14

Когда совещание закончилось, было уже поздно.

Я поужинал и лег спать, решив, что, во-первых — утро вечера мудренее, а во-вторых — до завтра все равно ничего не поменяется.

С этими мыслями я и уснул.

Глава 3

5 декабря 1918 года. Вятка.

В Вятку поезд прибыл около семи утра. Я проснулся в шесть часов, часть неуемной энергии Троцкого видимо передалась мне, я просто не смог спать дальше. Мозг моментально включился в работу, и я начал обдумывать дальнейшие действия. За ночь информация «переварилась» и теперь думалось легче. Чувствовал я себя на удивление прекрасно. Умывшись и одевшись, вызвал секретаря и назначил совещание на семь тридцать утра.

Выслушал срочные доклады и донесения, отдал необходимые указания. В этом мне опять помогала память Троцкого.

После совещания необходимо было ехать на митинг и, что самое главное, выступать на этом митинге.

Я не мог в полной мере полагаться на главный дар Троцкого — способность воздействовать на своих слушателей эмоциональными речами. Я не был уверен, что мне удастся «спуститься к толпам перепуганных солдат, и вылить на них потоки страстного красноречия». Лев Давидович постоянно выступал перед красноармейцами. И не только он, тридцать семь агитаторов, которые его повсюду сопровождали, тоже постоянно выступали на митингах, агитируя войска.

Помочь могло только одно. Я знал, что Троцкий превращал свои выступления в драматические спектакли, которые надолго запоминались солдатам. Ритуал выступлений сложился после Казани и оставался неизменным во время всей Гражданской войны.

Он был таков.

Как правило, Троцкий опаздывал к назначенному сроку своего появления на сцене. Когда беспокойство, вызванное отсутствием оратора, накапливалось до предела, Троцкий врывался на сцену в сопровождении ординарца. В черном кожаном плаще, имевшим покрой офицерской шинели, он быстрыми шагами подходил к краю сцены, резким движением обеих рук распахивал шинель и на мгновение замирал. Сидящие в зале видели в свете лучей красную подкладку шинели, фигуру человека в черной кожаной одежде, выброшенный вперед клок бороды и сверкающие стекла пенсне. Гром аплодисментов и крики приветствий были ответом на эту мизансцену.

Обращение Троцкого к «демоническому», «мефистофельскому» образу отвечало, как он считал, эстетике революции, эстетике беспощадного разрушения старого мира. И в этом он, несомненно, был прав. Это образ импонировал определенным настроениям собравшихся бойцов, отправлявшихся в «последний, смертный бой», чтобы разрушить «весь мир насилья» и уничтожить, соответственно, все, что мешает создать наш новый мир международного братства, в котором кто был ничем, тот станет всем.

Главное с чертовщиной не переборщить.

Основной упор надо делать на русский патриотизм, помнить, что обращаешься к простым красноармейцам, и говорить то, что хотят услышать собравшиеся, простыми словами и превращать настроения собравшихся на митинг красноармейцев в яркие фразы-лозунги.

Говорить надо о тяготах войны и о том, что победа не за горами. Слать почаще проклятия врагам и выражать восхищение мужеством собравшихся бойцов.

Главное чтобы не занесло.

В процессе выступления, чтобы оживить интерес к своей речи, Троцкий мог неожиданно вывести из рядов солдата и, обратившись к нему, заявить: «Брат! Я такой же, как ты. Нам с тобой нужна свобода — тебе и мне. Ее дали нам большевики (показывает рукой в сторону красных позиций). А оттуда (резкий выброс руки в сторону белых позиций) сегодня могут придти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой вновь превратить в рабов!»

В завершение своих выступлений он требовал, чтобы собравшиеся давали коллективные клятвы на верность Республике Советов. После того как в толпе начинали выкрикивать: «Вперед!», «Умрем за революцию!», Троцкий бросал в толпу клич, например: «На Казань!»

Сегодня нужно добиться: «На Пермь!»

Обязательно нужно лично раздать особо отличившимся солдатам денежные или иные награды. Когда даров не хватало (этот изобретенный Троцким PR-трюк повторялся регулярно), он демонстративно отдавал солдату свой браунинг или иную личную вещь. Рассказы о таких сценах передавались из уст в уста.

Зная сценарий, по которому должно развиваться действо и пользуясь опытом, знаниями и частью энергии Троцкого я надеялся выступить более или менее приемлемо.

Приехав на митинг, я, как и должно было быть по сценарию, опоздал. После того как в сопровождении ординарца я ворвался на сцену, на мгновение наступила тишина, а потом все вокруг взорвалось громом приветствий и аплодисментов. В этот момент я почувствовал мощные эманации толпы и ее бешеную энергетику. Ощущение, которое я испытывал, было как на берегу океана перед штормом. Часть Троцкого, бывшая во мне, бешено рванулась наружу, навстречу этой неукротимой энергии. Рванулась так сильно, что меня покачнуло, и я едва не потерял над собой контроль. Наверное, тот миг и стал бы последним моим мигом в этом времени, но мне повезло, Троцкого в Троцком осталось намного меньше, чем меня, иначе я бы ни за что не смог бы справиться с этим сильнейшим, почти неукротимым напором. Льву Давидовичу просто не хватало сил подмять меня. Несколько секунд мы боролись, выясняя, кто же из нас главнее, потом он отступил. Не уверен, что это была моя окончательная победа, во всяком случае, первый раунд остался за мной. Этот же рывок сознания Троцкого, взбаламутивший мою психику, открыл во мне доселе неизвестную грань моего сознания. Я не просто почувствовал энергию толпы, я увидел, что передо мной не просто толпа каких-то людей, собравшихся на митинг. Передо мной был живой организм, живущий по своим законам и правилам, я чувствовал его энергетику и видел возможность стать его частью. Стать его мозгом и добиться того, чтобы этот сгусток энергии двигался в нужном мне направлении.

14