Когда заседание совета министров кончилось, и все начали выходить, Колчак с солдатом подошли к Керенскому.
Александр Васильевич задержал Александра Федоровича и обратился к нему.
— Вы приказали мне переговорить. Я переговорил, и мое мнение такое, что с точки зрения военной можно было бы разрешить продление отпуска, но, конечно, я не в курсе дела. Я приехал сюда специально для получения определенного ответа, так как депутация до сих пор сидит в морском министерстве и ждет от нас окончательного ответа.
Керенский на это совершенно определенно ответил.
— Нет, никаких, отсрочек, никаких отступлений от тех распоряжений, которые были сделаны, не будет.
В это время к ним подошли все министры и начали говорить с Кузнецовым, объясняя ему положение, но это уже не производило на солдата никакого впечатления. На том и разошлись.
Адмирал и солдат сели в автомобиль и вернулись к депутации.
Александр Васильевич обратился к солдатам и сказал, что видел министра и все правительство и что вопрос о продлении отпуска решен отрицательно.
— Я больше сделать ничего не могу, — так закончил свою речь адмирал.
Солдаты заявили, что с этим ответом они не могут вернуться к «своим» и потому пойдут, куда глаза глядят.
Тем дело и кончилось.
Раненые слушали внимательно, не перебивали рассказчика. Только иногда задавали уточняющие вопросы.
Когда Кондрат закончил свое повествование кто-то спросил.
— И куда ты-то пошел? Глаза куда глядели?
— Домой пошел, — ответил Кузнецов. — Только не дошел. Мобилизовали в Омске. Пришлось опять на фронт возвращаться. А ты, Андрон куда дошел-то?
— Я-то к «своим» вернулся и все рассказал. Отправили нас на фронт таки. А потом меня уже красные мобилизовали. Еле ушел от них.
Андрон начал рассказывать свою версию о том, как он оказался в армии Колчака.
Потом обсудили Александра Васильевича Колчака. Сошлись на том, что «барин он не плохой, но здесь ему не окиян, будь он окаян и даже не море». После чего разговор плавно перешел к семьям, женам, родителям, видам на урожай и всему тому, что действительно волнует крестьянина.