Стальной Лев Революции. Начало - Страница 37

— И что за товарищ?

— Говорит, что левый эсер, зовут Михаил Зайденварг, документы в порядке.

— Проси его, Яша. Поговорю с ним.

Блюмкин привел посетителя и остался. За дверью расположился конвой. Я усмехнулся. Яша службу знал твердо, охрана всегда была на высоте.

Поздоровались, после чего товарищ Зайденварг подал письмо.

Письмо оказалось не письмом как таковым, а скорее рекомендательной запиской, в которой говорилось, что податель сего, товарищ Зайденварг, недавно прибыл из-за границы и, будучи идейным революционером, желает проявить себя на службе молодой Республике. В заключение Горький просил Льва Троцкого посодействовать молодому революционеру.

Прочитав записку, я принялся внимательно рассматривать юношу, которому на вид было лет двадцать. Тот улыбался, вел себя вполне естественно и рассыпался в комплиментах «Льву Революции». Одет хорошо. Неплохой шерстяной костюм, видно, что заграничный, обувь приличная.

Рассмотрев молодого человека, я начал расспрашивать его, кто он и откуда. Тот рассказал, что прибыл из Франции через Финляндию, чтобы приложить свои усилия в деле Революции. Привез товарищу Горькому письмо от его приемного сына Зиновия Пешкова, который, как известно, был родным старшим братом Якова Михайловича Свердлова. Попросил Горького рекомендовать его «Великому Трибуну Революции», в чем Максим Горький ему не отказал и вот он здесь. Кроме того, у него есть письмо от Зиновия Пешкова к Троцкому. Сказав это, Зайденварг вынул из кармана пиджака письмо и передал товарищу Троцкому.

Прочитав письмо, я серьезно задумался.

Это было именно то, что я ждал. Мне сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Второго такого шанса в жизни не выпадает.

В письме, написанном от имени Пешкова, который по совместительству являлся офицером французской армии и братом Якова Свердлова, мне сообщали, что план по уничтожению войск Колчака на Восточном фронте раскрыт, и колчаковцы уже начали предпринимать контрмероприятия. Однако, поскольку Верховный правитель понимает, что он уже не успевает переломить ситуацию в свою пользу, Зиновий Пешков готов выступить посредником между Александром Васильевичем и Львом Давидовичем в переговорах о сепаратном мире. Колчак, будучи здравомыслящим человеком и политиком, который осознает, что в дальнейшей борьбе он неминуемо проиграет и все его действия смогут только отсрочить агонию на Востоке, предлагал договориться. Обратиться к Ленину и ЦК партии большевиков Александр Васильевич возможности не видел, а вот договориться со Львом Давидовичем, как главным начальником всех войск Республики, здравомыслящим человеком и серьезным политиком, очень даже хотел.

В письме «Льву Революции» пелись дифирамбы, упоминался революционный террор во время Великой французской революции, и проводилась параллель между Львом Троцким и Наполеоном Бонапартом.

Условия, предлагаемые Верховным Правителем России, были следующими.

Колчак отводит свои войска за Байкал, по которому назначается разграничительная линия.

За пропуск колчаковцев в Иркутск, он передает лично Троцкому триста тонн золота из золотого запаса империи, захваченного в Казани.

Кроме того, давалось обещание оказать содействие при заключении подобного договора с Деникиным.

Территорию бывшей Российской империи предлагалось разделить на несколько независимых государств, между Троцким, Колчаком и, в перспективе, Деникиным.

Со своей стороны, Зиновий Пешков обещал содействие в эвакуации войск интервентов из Архангельска, сохранение всех находящихся в городе на складах запасов и содействие в налаживании дипломатических отношений со странами Антанты, подорванных после подписания Брестского мира, против заключения которого, как всем известно, был именно Троцкий, и убийства семьи последнего Императора.

В случае принятия условий сепаратного мира, Льву Давидовичу гарантировали полную свободу действий в пределах его государства.

— Яша, — обратился я к Блюмкину. — Распорядись принести нам чая и можешь быть свободен. Мы пока поговорим с молодым человеком.

Начальник охраны попытался возразить, но я жестом пресек его аргументы и приказал выполнять сказанное.

Дождавшись момента, когда нам принесут чай и оставят одних, я обратился к юноше. — Скажите, товарищ Зайденварг, Вы в курсе содержания переданного Вами письма?

— В общих чертах, Лев Давидович.

— А Вы не боитесь, молодой человек, что я прямо сейчас прикажу Вас расстрелять?

— Если бы Вы, Лев Давидович, этого действительно желали бы, то, скорее всего меня не поили бы чаем, а уже ставили к стенке. Разве не так?

— Но, товарищ Зайденварг, Вы должны понимать, на что идете, и чем все это может закончиться для Вас лично?

— Конечно, понимаю, товарищ Троцкий. Но как патриот своей Родины, который желает скорейшего прекращения этой ужасной войны, я готов принести себя в жертву ради возможности установления мира в стране.

Я улыбнулся.

— Эх, молодо-зелено! Однако не могу не признать, что Вы чрезвычайно смелый юноша. Вас просили что-то еще передать на словах?

Зайденварг немного подумал, потом рассказал примерно ту же самую историю. Единственное отличие было в отсутствии деталей и в том, что упор в его рассказе делался на скорейшее установление мира в стране и прекращение войны. Он производил впечатление восторженного юнца, который с радостью принесет сам себя в жертву на «Алтарь Мира» ради достижения «Великой Цели». Противоречий в его рассказе я честно говоря не увидел. Миша Зайденварг был настолько естественен и по-юношески убедителен, что я начал сильно сомневаться, что передо мной провокатор Сталина и Дзержинского.