Стальной Лев Революции. Начало - Страница 28

Сталин остановился напротив Дзержинского.

Экивоки были бессмысленны. Они в достаточной мере доверяли друг другу. Дзержинский действительно был «Рыцарем Революции», да и вопрос слишком серьезным. Поэтому Иосиф Виссарионович задал вопрос в лоб без всяких предисловий.

— Яцек, ты достаточно хорошо знаешь Льва. Что ты думаешь по поводу Троцкого и вообще всего происходящего?

Дзержинский ответил, практически не задумываясь.

— Мне не нравится вся эта ситуация ровно в той же степени насколько благоприятное впечатление произвел на меня Лев. Это совершенно не он.

Я думаю, что он специально произвел такой эффект, тонко рассчитав, как это можно сделать. Троцкий известный, в узких кругах, артист. Возникает только один вопрос. Зачем ему все это надо?

Дзержинский нервно вскочил из кресла и несколько раз очень быстро прошелся вдоль стола. Внезапно застыв на месте, почти прокричал Сталину.

— Он что-то задумал, а самое главное уже начал претворять задуманное в жизнь! Зачем он нас собрал здесь?! Ловушка нам?! Если нет, то что?!

— Я тоже не понимаю, Феликс! — воспитанник Духовной Семинарии, Иосиф думал на чистом русском языке. — Не понимаю! Что случилось с Троцким?

После этого эмоционального всплеска, Сталин продолжил более спокойно.

— Троцкий — барин, белоручка, краснобай, позёр… И вдруг такая резкая перемена? Почему? Теперь он видит, прежде всего, Революцию. Месяцем раньше — видел только себя в революции, если еще точнее — революцию для себя. Что с ним стряслось? Куда делись его чванство и зазнайство. Теперь даже звонкие фразы и лозунги — исключительно по делу. Что думаешь? — Сталин в упор глядел на Феликса Эдмундовича, тот пока молчал, обдумывая сказанное Иосифом Виссарионовичем.

— А откуда в нем появилась эта несвойственная ему ранее человечность? — продолжил Иосиф Виссарионович. — Куда делась безжалостность, жестокость — с которой он подвергал децимации целые дивизии и организовывал концлагеря? Теперь он предпочитает договориться с явными контрреволюционерами. И главное — он с ними договаривается! Все это, заметь, Феликс Эдмундович, для скорейшей победы Революции. Заболел он, что ли?

Дзержинский покачал головой.

— Подожди, Коба. Если он и заболел, то по нему это совершенно не заметно. Он выглядит настолько хорошо, что я уверен, он еще на наших с тобой похоронах насморк схватит.

Мне доложили, что во время движения его поезда в Вятку, едва не произошло крушение.

Лев очень сильно ударился головой, разбил затылок в кровь. Доктор диагностировал черепно-мозговую травму и сильнейшее сотрясение мозга. Однако по нему не скажешь этого совершенно.

Сталин на некоторое время задумался над словами Феликса Эдмундовича.

— Яцек, если нет никакой болезни, да и не было никогда. В какую игру тогда Лев играет?

— Совершенно непонятно. Однако кто мешает нам проверить его на вшивость, как русские говорят? — Дзержинский внимательно посмотрел на Наркома национальностей. Сталин усмехнулся.

— Товарищ Дзержинский, ты веришь кому-нибудь?

— Нет, Коба, не верю. Может быть тебе, но только самую малость, да и это только может быть.

— Вот и я не верю. Доверился — погиб. Доверился Льву Давидовичу — погибнешь еще быстрее. Еще менее я верю в его раскаяние. Как и в то, что это все не ширма, а действительно делается для, заявленной Троцким, победы революции.

Просчитаем Льва, Яцек? Неужели такое нам не по силам?

— Так ест. Добже, Коба. Як пан Буг Святы — просчитаем.

— Предлагаю так, Яцек. Я говорю, ты слушаешь, задаешь вопросы и поправляешь меня, если я не прав. Согласен?

— Добже, Коба, — Дзержинский сел в кресло, откинулся назад и, прикрыв глаза, приготовился слушать. Сталин принялся расхаживать вдоль стола и, прикурив, приступил к анализу ситуации.

— Что мы имеем? — начал Иосиф Виссарионович. — Авария поезда, при которой Троцкий получает рану головы и сильнейшее сотрясение мозга. Допустим, это подстроено им самим. Для чего? Для того чтобы иметь легальное обоснование для смены образа. Теперь этим сотрясением он сможет обосновать практически любые свои действия. При этом он остался на своем посту и при полномочиях. В случае необходимости есть и заключение доктора, его личного доктора, и множество свидетелей произошедшего.

— Зачем ему так резко менять свой образ?

— Причина может быть только одна. Кровавый шлейф, который тянется за Львом, мешает ему еще больше увеличить свой авторитет, как в Партии, так и в массах. А увеличить свой авторитет он может только двумя путями. Первый путь — это решение сложных практических задач, отказ от стремления к безграничному увеличению личной власти, барства, болтовни, позерства и всего, что так характерно для Троцкого. В это я не верю. Нельзя вот так проснуться и просто начать новую жизнь с чистого листа, во всяком случае, не нам и не Льву. Это слишком просто для Льва Давидовича.

— Согласен, — Дзержинский приоткрыл глаза. — А второй путь?

— Второй путь — это стремление устранить наиболее сильно мешающих его продвижению к вершине власти соратников по партии. После чего товарищ Троцкий сможет занять подобающее ему, по его мнению, место. Для этого и нужна смена образа и амплуа. Децимации, террор и концлагеря спишут на военное время. Скорее всего, это попытка отмежеваться от крови, им же пролитой.

— А что по поводу соратников по Партии?

— Видимо начать он решил с нас с тобой, Феликс Эдмундович. Сейчас находимся в Перми и отвечаем за оборону города. Впереди у нас атакующий город Колчак, а позади контрреволюционная Вятская губерния, в которой Троцкий якобы договорился. При этом мы не знаем точного количества сил у Колчака и ориентируемся только на данные Льва.